Неточные совпадения
Я подошел к окну и посмотрел в щель ставня: бледный, он лежал на полу, держа в
правой руке пистолет; окровавленная шашка лежала возле него. Выразительные глаза его страшно вращались кругом; порою он вздрагивал и хватал себя за голову, как будто неясно припоминая вчерашнее. Я не прочел большой решимости в этом беспокойном взгляде и сказал майору, что напрасно он не велит выломать
дверь и броситься туда казакам, потому что лучше это сделать теперь, нежели после, когда он совсем опомнится.
Произошло это утром, в десять часов. В этот час утра, в ясные дни, солнце всегда длинною полосой проходило по его
правой стене и освещало угол подле
двери. У постели его стояла Настасья и еще один человек, очень любопытно его разглядывавший и совершенно ему незнакомый. Это был молодой парень в кафтане, с бородкой, и с виду походил на артельщика. Из полуотворенной
двери выглядывала хозяйка. Раскольников приподнялся.
Они стали взбираться на лестницу, и у Разумихина мелькнула мысль, что Зосимов-то, может быть,
прав. «Эх! Расстроил я его моей болтовней!» — пробормотал он про себя. Вдруг, подходя к
двери, они услышали в комнате голоса.
За спиной его щелкнула ручка
двери. Вздрогнув, он взглянул через плечо назад, — в
дверь втиснулся толстый человек, отдуваясь, сунул на стол шляпу, расстегнул верхнюю пуговицу сюртука и, выпятив живот величиной с большой бочонок, легко пошел на Самгина, размахивая длинной
правой рукой, точно собираясь ударить.
Самгин решал вопрос: идти вперед или воротиться назад? Но тут из
двери мастерской для починки швейных машин вышел не торопясь высокий, лысоватый человек с угрюмым лицом, в синей грязноватой рубахе, в переднике;
правую руку он держал в кармане, левой плотно притворил
дверь и запер ее, точно выстрелив ключом. Самгин узнал и его, — этот приходил к нему с девицей Муравьевой.
— «Хоть гирше, та инше», — сказал Дронов, появляясь в
двери. — Это — бесспорно, до этого — дойдем. Прихрамывая на обе ноги по очереди, — сегодня на левую, завтра — на
правую, но дойдем!
Именно в эту минуту явился Тагильский. Войдя в открытую
дверь, он захлопнул ее за собою с такой силой, что тонкие стенки барака за спиною Самгина вздрогнули, в рамах заныли, задребезжали стекла, но
дверь с такой же силой распахнулась, и вслед за Тагильским вошел высокий рыжий офицер со стеком в
правой руке.
Человек в перчатках разорвал
правую, резким движением вынул платок, вытер мокрое лицо и, пробираясь к
дверям во дворец, полез на людей, как слепой. Он толкнул Самгина плечом, но не извинился, лицо у него костистое, в темной бородке, он глубоко закусил нижнюю губу, а верхняя вздернулась, обнажив неровные, крупные зубы.
Самгин чувствовал себя в потоке мелких мыслей, они проносились, как пыльный ветер по комнате, в которой открыты окна и
двери. Он подумал, что лицо Марины мало подвижно, яркие губы ее улыбаются всегда снисходительно и насмешливо; главное в этом лице — игра бровей, она поднимает и опускает их, то — обе сразу, то — одну
правую, и тогда левый глаз ее блестит хитро. То, что говорит Марина, не так заразительно, как мотив: почему она так говорит?
— Вы не имете
права сдерживать меня, — кричал он, не только не заботясь о правильности языка, но даже как бы нарочно подчеркивая искажения слов; в
двери купе стоял, точно врубленный, молодой жандарм и говорил...
— Oh! Madame, je suis bien reconnaissant. Mademoiselle, je vous prie, restez de grâce! [О! Сударыня, я вам очень признателен. Прошу вас, мадемуазель, пожалуйста, останьтесь! (фр.)] — бросился он, почтительно устремляя руки вперед, чтоб загородить дорогу Марфеньке, которая пошла было к
дверям. — Vraiment, je ne puis pas: j’ai des visites а faire… Ah, diable, çа n’entre pas… [Но я,
право, не могу: я должен сделать несколько визитов… А, черт, не надеваются… (фр.)]
«Ничто так не поддерживает, как обливание водою и гимнастика», подумал он, ощупывая левой рукой с золотым кольцом на безымяннике напруженный бисепс
правой. Ему оставалось еще сделать мулинэ (он всегда делал эти два движения перед долгим сидением заседания), когда
дверь дрогнула. Кто-то хотел отворить ее. Председатель поспешно положил гири на место и отворил
дверь.
И она с силой почти выпихнула Алешу в
двери. Тот смотрел с горестным недоумением, как вдруг почувствовал в своей
правой руке письмо, маленькое письмецо, твердо сложенное и запечатанное. Он взглянул и мгновенно прочел адрес: Ивану Федоровичу Карамазову. Он быстро поглядел на Лизу. Лицо ее сделалось почти грозно.
— А то раз, — начала опять Лукерья, — вот смеху-то было! Заяц забежал,
право! Собаки, что ли, за ним гнались, только он прямо в
дверь как прикатит!.. Сел близехонько и долго-таки сидел, все носом водил и усами дергал — настоящий офицер! И на меня смотрел. Понял, значит, что я ему не страшна. Наконец, встал, прыг-прыг к
двери, на пороге оглянулся — да и был таков! Смешной такой!
— Надобно же было, — продолжал Чуб, утирая рукавом усы, — какому-то дьяволу, чтоб ему не довелось, собаке, поутру рюмки водки выпить, вмешаться!..
Право, как будто на смех… Нарочно, сидевши в хате, глядел в окно: ночь — чудо! Светло, снег блещет при месяце. Все было видно, как днем. Не успел выйти за
дверь — и вот, хоть глаз выколи!
Снова я торчу в окне. Темнеет; пыль на улице вспухла, стала глубже, чернее; в окнах домов масляно растекаются желтые пятна огней; в доме напротив музыка, множество струн поют грустно и хорошо. И в кабаке тоже поют; когда отворится
дверь, на улицу вытекает усталый, надломленный голос; я знаю, что это голос кривого нищего Никитушки, бородатого старика с красным углем на месте
правого глаза, а левый плотно закрыт. Хлопнет
дверь и отрубит его песню, как топором.
— Я разрешаю вам бывать, где и у кого угодно, — сказал барон. — Нам скрывать нечего. Вы осмотрите здесь всё, вам дадут свободный пропуск во все тюрьмы и поселения, вы будете пользоваться документами, необходимыми для вашей работы, — одним словом, вам
двери будут открыты всюду. Не могу я разрешить вам только одного: какого бы то ни было общения с политическими, так как разрешать вам это я не имею никакого
права.
— Князь, мамаша вас к себе просит, — крикнул заглянувший в
дверь Коля. Князь привстал было идти, но генерал положил
правую ладонь на его плечо и дружески пригнул опять к дивану.
— Да что дома? Дома всё состоит в моей воле, только отец, по обыкновению, дурачится, но ведь это совершенный безобразник сделался; я с ним уж и не говорю, но, однако ж, в тисках держу, и,
право, если бы не мать, так указал бы
дверь. Мать всё, конечно, плачет; сестра злится, а я им прямо сказал, наконец, что я господин своей судьбы и в доме желаю, чтобы меня… слушались. Сестре по крайней мере всё это отчеканил, при матери.
Назавтра явился к князю и Келлер, повещенный о том, что он шафер. Прежде чем войти, он остановился в
дверях и, как только увидел князя, поднял кверху
правую руку с разогнутым указательным пальцем и прокричал в виде клятвы...
Лиза подалась вперед, покраснела — и заплакала, но не подняла Марфы Тимофеевны, не отняла своих рук: она чувствовала, что не имела
права отнять их, не имела
права помешать старушке выразить свое раскаяние, участие, испросить у ней прощение за вчерашнее; и Марфа Тимофеевна не могла нацеловаться этих бедных, бледных, бессильных рук — и безмолвные слезы лились из ее глаз и глаз Лизы; а кот Матрос мурлыкал в широких креслах возле клубка с чулком, продолговатое пламя лампадки чуть-чуть трогалось и шевелилось перед иконой, в соседней комнатке за
дверью стояла Настасья Карповна и тоже украдкой утирала себе глаза свернутым в клубочек клетчатым носовым платком.
Приперев плотно
дверь и поправив в очаге огонь, Кишкин присел к нему и вытащил из кармана
правую руку с онемевшими пальцами: в них он все время держал щепотку захваченной из ковша пробы.
Старик рванулся с места, схватил Яшу левой рукой, зятя
правой и вытолкнул их за
дверь.
— Коза драная;
право, что коза, — бормотала старуха, крестя барышню и уходя за
двери.
— Комедия,
право, — весело вставил доктор, — трус труса пугает. Вот, Райнер, нет у нас знакомого полицейского, надеть бы мундир да в
дверь. Только дух бы сильный пошел.
— Этакая аларма,
право! — произнесла старуха, направляясь к
двери, и, вздохнув, добавила: — наслал же господь на такого простодушного барина да этакого — прости господи — черта с рогами.
Прежде чем сонный лакей успел повернуть ключ в
двери, звонок раздался еще два раза и с такою силою, что завод, на котором тянули проволоку, соединявшую звонок с ручкою, имел бы полное
право хлопотать о привилегии.
Снаружи у
дверей дежурил, прислонясь к стене, лакей, а толстый, рослый, важный метрдотель, у которого на всегда оттопыренном мизинце
правой руки сверкал огромный брильянт, часто останавливался у этих
дверей и внимательно прислушивался одним ухом к тому, что делалось в кабинете.
Вечером Лихонин с Любкой гуляли по Княжескому саду, слушали музыку, игравшую в Благородном собрании, и рано возвратились домой. Он проводил Любку до
дверей ее комнаты и сейчас же простился с ней, впрочем, поцеловав ее нежно, по-отечески, в лоб. Но через десять минут, когда он уже лежал в постели раздетый и читал государственное
право, вдруг Любка, точно кошка, поцарапавшись в
дверь, вошла к нему.
— Я никогда не давала вашему сиятельству
права быть дерзким и потому прошу вас удалиться. — Она указала ему на
дверь.
По всей вероятности, если бы m-r Чарльз имел
право и возможность, он всей собравшейся здесь компании молча и замороженно показал бы на
дверь.
Дверь отворили. Сначала в комнату всунулась голова в большой мохнатой шапке, потом, согнувшись, медленно пролезло длинное тело, выпрямилось, не торопясь подняло
правую руку и, шумно вздохнув, густым, грудным голосом сказало...
Сжавшись в комочек, забившись под навес лба — я как-то исподлобья, крадучись, видел: они шли из комнаты в комнату, начиная с
правого конца коридора, и все ближе. Одни сидели застывшие, как я; другие — вскакивали им навстречу и широко распахивали
дверь — счастливцы! Если бы я тоже…
Все это слишком ясно, все это в одну секунду, в один оборот логической машины, а потом тотчас же зубцы зацепили минус — и вот наверху уж другое: еще покачивается кольцо в шкафу.
Дверь, очевидно, только захлопнули — а ее, I, нет: исчезла. Этого машина никак не могла провернуть. Сон? Но я еще и сейчас чувствую: непонятная сладкая боль в
правом плече — прижавшись к
правому плечу, I — рядом со мной в тумане. «Ты любишь туман?» Да, и туман… все люблю, и все — упругое, новое, удивительное, все — хорошо…
Он дернул Лейбу за кушак и выпрыгнул из экипажа. Шурочка стояла в черной раме раскрытой
двери. На ней было белое гладкое платье с красными цветами за поясом, с
правого бока; те же цветы ярко и тепло краснели в ее волосах. Странно: Ромашов знал безошибочно, что это — она, и все-таки точно не узнавал ее. Чувствовалось в ней что-то новое, праздничное и сияющее.
— Ой ли! — шамкает старик, — а я было думал, что из суседнего кабака
дверь отворилась… право-ну! А как-то ты, крыса приказная, век доживаешь, винцо попиваешь?
Забиякин (с сладкою улыбкою и жмуря глаза). Извините меня, Александр Петрович, но я не имею
права, я не осчастливлен доверенностью князя. (Показывает на
дверь, ведущую во внутренние покои, как бы желая сказать, что он не смеет войти туда.)
Когда мы подошли к
дверям, полковник отказывался, говоря, что он разучился танцевать, но все-таки, улыбаясь, закинув на левую сторону руку, вынул шпагу из портупеи, отдал ее услужливому молодому человеку и, натянув замшевую перчатку на
правую руку, — «надо всё по закону», — улыбаясь, сказал он, взял руку дочери и стал в четверть оборота, выжидая такт.
— Нет, уж обойдитесь как-нибудь без
прав; не завершайте низость вашего предположения глупостью. Вам сегодня не удается. Кстати, уж не боитесь ли вы и светского мнения и что вас за это «столько счастья» осудят? О, коли так, ради бога не тревожьте себя. Вы ни в чем тут не причина и никому не в ответе. Когда я отворяла вчера вашу
дверь, вы даже не знали, кто это входит. Тут именно одна моя фантазия, как вы сейчас выразились, и более ничего. Вы можете всем смело и победоносно смотреть в глаза.
В зале, куда вышел он принять на этот раз Николая Всеволодовича (в другие разы прогуливавшегося, на
правах родственника, по всему дому невозбранно), воспитанный Алеша Телятников, чиновник, а вместе с тем и домашний у губернатора человек, распечатывал в углу у стола пакеты; а в следующей комнате, у ближайшего к
дверям залы окна, поместился один заезжий, толстый и здоровый полковник, друг и бывший сослуживец Ивана Осиповича, и читал «Голос», разумеется не обращая никакого внимания на то, что происходило в зале; даже и сидел спиной.
Кончив с лампадкой, Настасья стала в
дверях, приложила
правую ладонь к щеке и начала смотреть на него с плачевным видом.
— Прекрасно-с, будем иметь в виду. Однако, признаюсь вам, и без того отбою мне от этих невест нет. Каждое утро весь Фонарный переулок так и ломится в
дверь. Даже молодые люди приходят —
право! звонок за звонком.
Швейцар, весь вышитый, с желтой перевязью через плечо и с булавой в
правой руке, стоял навытяжку у
дверей, готовый выделать все требуемые практикой суда артикулы.
В большой кремлевской палате, окруженный всем блеском царского величия, Иван Васильевич сидел на престоле в Мономаховой шапке, в золотой рясе, украшенной образами и дорогими каменьями. По
правую его руку стоял царевич Федор, по левую Борис Годунов. Вокруг престола и
дверей размещены были рынды, в белых атласных кафтанах, шитых серебром, с узорными топорами на плечах. Вся палата была наполнена князьями и боярами.
Афимьюшка, как только сняли со стола самовар, по привычке, приобретенной еще при крепостном
праве, постелила войлок поперек
двери, ведущей в барынину спальную; затем почесалась, позевала и, как только повалилась на пол, так и замерла.
Я же разносил взятки смотрителю ярмарки и еще каким-то нужным людям, получая от них «разрешительные бумажки на всякое беззаконие», как именовал хозяин эти документы. За все это я получил
право дожидаться хозяев у
двери, на крыльце, когда они вечерами уходили в гости. Это случалось не часто, но они возвращались домой после полуночи, и несколько часов я сидел на площадке крыльца или на куче бревен, против него, глядя в окна квартиры моей дамы, жадно слушая веселый говор и музыку.
Животрепещущая дама, вооруженная большим кухонным ножом, засучив
правый рукав своей кофты, прямо направилась к
двери конторы и еще раз приложила ухо к створу. И сомнения никакого не было, что злосчастная пара наслаждается сном безмятежным: так и слышно, как один, более сильный, субъект гудет гусаком, а другой, нежнейший, выпускает придыханием протяжные «пхэ».
— Извините, — сказала Надежда, — я,
право, не могу. Я должна воспитывать брата, — вот и он плачет там за
дверью.
Согнутая
правая нога отвалилась коленом к
двери; расставленные и тоже согнутые руки имели вид усилия приподняться.
Признаюсь, я тоже был взбешен. Если Любочка могла себе позволить неистовство, то она на это имела «полное римское
право», как говорила Федосья. По-женски Любочка была вполне последовательна, потому что она была только женщиной и ничем другим. Но Анна Петровна совсем другое, — у нее должны были существовать некоторые задерживающие центры. Я подошел к
двери в комнату Анны Петровны и крикнул...